Костомаровские воронежские страницы.

В ночь перед экзаменом

   Завтра сдаю экзамены по историографии. Предмет с таким замысловатым названием – удел студентов-историков. Я одна из этих счастливых. Пока знаю все в общем и целом, как любой и каждый. Историография, грамотному нетрудно догадаться (история плюс -графия), наука о том, как и кем пишется сама история. Учебник раздобыла. По весу – кирпич. Но не отчаиваюсь: еще не вечер и целая ночь впереди…

   Утром не успела нырнуть в стеклянный аквариум университетского входа-вестибюля, как лучшая подруга затараторила сорокой, – огорошила новостью:

   - Тань, слышала наш преподаватель срочно уехал в командировку, а экзамен у нас принимает приезжий профессор. Из Петербурга!

   Известие отнюдь не улучшило ни настроения, ни самочувствия. Наоборот, мысленно сразу распрощалась с еще теплившимися надеждами на положительную оценку и, главное, стипендию. Даже попытка убедить саму себя в том, что незаработанная студенческая “зарплата” вдруг да пойдет на восстановление экономики области, не принесла желаемого утешения.

   Чтобы не оттягивать неизбежное, иду в первой пятерке. Стараюсь дрожащими руками не выдать волнения. Приказываю себе: будь спокойна, как слон! А внутри дрожу серой мышкой. Дурную эту привычку не могу вытравить с первого курса. Как-то призналась об этой экзаменационной лихорадке своему дяде в деревне. Он мудро заметил: корову теряешь, что ли вспомнила сейчас и улыбнулась. И даже на профессора забыла глянуть. Беру билет, читаю: жизнь и творчество Н. И. Костомарова. За положенные двадцать минут мысленно собираю в голове разрозненные обрывки в единое целое. И отвечаю уже очень уверенно.

   - Николай Иванович – наш земляк, - говорю, чеканя каждое слово. – Он родился в селе Юрасовке Острогожского уезда Воронежской области. Отец помещик, а мать – его же крепостная. Барыня и крестьянка. После трагической гибели отца десятилетний мальчик попал в услужение к родственнику, который претендовал на наследство. Ведь Коля, Николай Иванович, был незаконнорожденным. Родители оформили брак уже после рождения сына. Поэтому паныч числился крепостным. Только неимоверными стараниями матери сына записали в ее вдовью часть наследства. Благодаря ей Николай Иванович смог получить образование и стать известным историком…

   Экзаменатор слушал меня внимательно, не останавливая и не перебивая. Отвечая, старалась смотреть ему в глаза. Они мне показались добрыми. Материал я знала, потому позволила себе отвлечься чуть-чуть, и вдруг заметила в глазах профессора затаенную душевную боль. Внутреннее напряжение выдавало, как он в задумчивости, видимо, сам того не замечая, теребил свою седую бороду. Смутно показалось, что его лицо я где-то видела. Но расслабляться, заострять на этом внимание было некогда. Продолжала отвечать.

   - Нам Костомаров известен прежде всего как ученый, - повторяю хрестоматийную истину. – Хотя помимо исторических трудов, писал Николай Иванович художественную прозу, стихи, драмы. Современники с почтением говорили о нем как о первом после Карамзина историке-живописце. Он умел описать давнее событие, как будто сам был его свидетелем.

   После учебы в Воронеже и Харькове волей судьбы Костомаров оказался в Киеве. Избирается профессором университета и читает лекции не только студентам, но и преподает русскую историю в частном пансионе. Среди учениц встречает избранницу своего сердца, но – обвенчается с нею лишь спустя двадцать восемь лет. В канун свадьбы его арестуют по делу о Кирилло-Мефодиевском товариществе. Обвинят в государственной измене.

   А дальше последует годичное заключение в Петропавловской крепости Санкт-Петербурга. Сошлют без малого на десятилетие в Саратов под надзор полиции. Запретят служить по ученой части. А Костомаров и в ссылке продолжит работу над уже начатым трудом о прозорливом малороссийском гетмане Богдане Хмельницком. Воскресит в слове бунт удалого волжского атамана Стеньки Разина.

   Александр Второй сменит на троне своего сурового отца Николая Первого и – простит Костомарова. Николай Иванович получает разрешение вернуться в Санкт-Петербург. Становится профессором в Петербургском университете. Его труды печатаются в самых читаемых журналах: “Современнике”, “Отечественные записки”. Его избирают в Археографическую комиссию. В ней он до конца жизни останется на служебной должности. За двадцать пять лет под редакцией Костомарова двенадцать из пятнадцати томов серийного издания “Актов Южной и Западной России”. Подсчитано – это более двух тысяч документов, введенных впервые в научный оборот.

   Николай Иванович продолжал работать до самой кончины. А скончался он в апреле 1885 года после долгой и мучительной болезни. Похоронен на Волковом кладбище Санкт-Петербурга.

   Творческое наследие Костомарова до сих пор не оценено однозначно. Ведь в прошлом он находил и высвечивал такие моменты, которые звучат предостерегающе и сейчас. Причем, по самым болевым и на сегодня вопросам – о федерализме и государственности, о роли личности в истории, о нравах и характере нации, ее вере и обычаях…Скажем, до сих пор не прекращаются споры о том, интересы какой нации, русской или украинской, были ближе, дороже Костомарову. Его творческое наследие и сейчас пытаются “поделить” русские и украинские исследователи.

- Видит Бог, он меньше всего хотел этого! – неожиданно выкрикнул профессор, но тут же поспокойнее сказал:

- Продолжайте, продолжайте…

- Труды Костомарова переиздаются. Самое полное издание сочинений в семнадцати томах вышло недавно в Москве, прежде всего благодаря Павлу Ульянову. А в Киеве под началом академика Юрия Пинчука выпустили “Энциклопедию жизни и творчества Н. И. Костомарова”

- Неплохо, хорошо – Москва, Киев, Петербург, - задумчиво повторил профессор. – А что же в Юрасовке?

Уж на этот вопрос я могла дать точный ответ. Буквально месяц назад побывала в родном селе историка. Честно призналась:

- Мемориальной доски или памятника Костомарову я в Юрасовке не видела. Сохранилась там школа, которую построили на завещанные Николаем Ивановичем сбережения. Век прослужила землякам, но сейчас она в жалком, запущенном состоянии! Дом без окон, без дверей, один вид ее наводит такую тоску…

- Как же так? – начал было говорить профессор. Но неожиданно замолчал. Опустил голову, что-то вспомнил, горестно вздохнул и украдкой смахнул…слезу. Когда, наконец, поднял голову, я все поняла. Я узнала его! И…проснулась.

В моей общежитейской комнате царил полумрак. Настольная лампа освещала раскрытый учебник. С его страницы смотрел человек, который только что принимал у меня экзамен. Да, Николай Иванович Костомаров.

…Ну, зачем же, зачем я ему рассказала о Юрасовке?!

Без окон, без дверей…

   Николаю Ивановичу Костомарову в жизни нередко не везло. Но бездумно заносить его в разряд неудачников, конечно, несправедливо. Талантливый историк, писатель, поэт, собиратель народных преданий, легенд, песен…О нем все-таки помнят потомки. Его имя все же не затерялось в истории.

   Но, несмотря на успехи в научной деятельности, жизненный путь историка счастливым и безоблачным не был. Какой-то злой рок постоянно вмешивался в его судьбу. Трагические случайности вносили разлад, рушили планы, перечеркивали надежды.

   Родившийся крепостным, будущий историк так и не унаследовал дворянское звание отца из-за его трагической гибели. Причем, погиб Иван Петрович Костомаров…накануне запланированной поездки к царю по делу об усыновлении.

   Спустя годы, Николай Иванович будет арестован за участие в Кирилло-Мефодиевском обществе. Это печальное событие произойдет…накануне венчания с любимой. Свадьба отложится на 28 лет!

   Удивительно, что и после смерти невезение не оставляет историка. То труды сочли вдруг устаревшими и долгое время их не переиздавали.

   Стараниями краеведов решили почтить память уроженцев юга Воронежской области. Изготовили пять каменных мемориальных досок…Установили лишь четыре. Нетрудно догадаться, что “несчастливая” посвящалась Николаю Ивановичу Костомарову. Ее должны были установить в селе Юрасовке Ольховатского района – малой родине историка. Плиту с высеченной в камне надписью: “Здесь в селе Юрасовка родился и провел детские годы русский, украинский историк-писатель Николай Иванович Костомаров. 1817-1885. Здание Юрасовской школы построено на завещанные Н. И. Костомаровым средства” с определенными трудностями доставили-таки в село. И – раскололи позже, после торжественного показа ее жителям Юрасовки.

   Обидно. Ведь Николай Иванович до последнего часа не забывал родную, затерявшуюся в Черноземных степях слободу. Ей он завещал капитал в сумме 920 рублей золотом – на учреждение народной школы. Спустя девять лет после кончины историка, в 1894 году, в селе построили добротный кирпичный дом под крытой железом шапкой-крышей. Новоселье в нем справило одноклассное училище Министерства народного просвещения, названное именем Н.И. Костомаровым.

   Без малого столетие школа была родимым домом для многих поколений сельских ребят. Но построили новую школу, а старая осиротела.

   Вот и сегодня, строки эти пишутся в феврале 2002 года, старокирпичное строение, где стены – как в крепости, чуть ли не в метр толщиной, превратилось в дом без окон, без дверей. А это единственный, пока чудом уцелевший, свидетель той эпохи. Ни барская усадьба, ни церковь в Юрасовке не уцелели. Лишь старожил Николай Иванович Мирошник, десятилетие работавший здесь председателем колхоза, помнящий рассказы дедов, смог показать примерное расположение храма и усадьбы в центре нынешнего села.

   По словам Мирошника, старая школа содержалась неплохо до недавнего времени, пока служила новой школе подсобным помещением. В одной из комнат даже разместили сельский краеведческий музейчик, в котором посвятили стенд знаменитому земляку.

   Сейчас же здесь запустение. Местные жители, “на ком креста нет”, темной ночью потихоньку разбирают то, что можно взять и что еще может пригодиться в хозяйстве – печной кирпич, оконные рамы и другие материалы. Хозяевами стали тут и снег с ветрами. Они довершают разорение.

   Гибнущий дом удивленно глядит на село широко раскрытыми пустыми глазницами окон сквозь дурнотравье бурьянное, сквозь свалку мусора, сквозь дикие заросли кустарника-самосевка. Дом словно не понимает: неужели он стал бельмом в сельском глазу, неужели земляки хотят, чтобы на его месте быстрее остались лишь развалины.

   Случись это, и уже ничто не будет напоминать о том, что Юрасовка – особенное село, родина известного человека. Но остановить разрушение школы еще не поздно. И потребуется не так уж много сил и средств. Пока еще есть что спасать…Почему бы не создать там филиал Острогожского краеведческого музея, посвященный Н.И. Костомарову, рассказывающий потомкам о его жизни и творчестве.

   А так – за державу обидно, когда от недавно побывавшего в Швеции председателя колхоза (не юрасовского, из недальнего села) вдруг узнаешь о том, что у тамошнего крестьянина зернохранилищу за сто лет, а жилому дому – не поверите – все шесть веков?!

Рожденный "до венца"

   Жизнь ученого-историка, казалось бы, должна течь тихо и спокойно, как вода в речке его детства Ольховатке. Работа над документами в архивах, поездки по местам исторических событий, встречи и беседы с людьми, помнящими или знающими старину, запись народных песен, преданий, обычаев, в которых запечатлелось минувшее. Как итог этой деятельности – лекции и доклады, научные труды.

   Все вроде бы так. Но в суровой действительности все складывалось иначе.

   С детства и до самой старости Н.И. Костомарову сполна выпало взлетов и падений. Ученый профессор и арестант. Знаток русской истории, “первый после Карамзина” ее живописец. Блестящий оратор-лектор, которого восхищенные студенты выносили на руках. Этими же учениками - отвергнутый, освистанный. Труды его знала вся читающая Россия. Одни их высоко ценили. Другие отвергали и пророчили, что будут они напрочь забытыми.

   Несмотря на то, что есть самолично продиктованная и выверенная Н.И. Костомаровым довольно подробная автобиография, жизнь его полна загадок, неясностей, даже тайн, которые ждут своего исследователя.

   Начинаются они, оказывается, со дня его рождения.

   Выписывая “допуск” к работе со старинными документами в Воронежский областной архив и областной краеведческий музей, я особо не рассчитывала, что открою “секретные” или хотя бы неизвестные доселе материалы, касающиеся личности нашего именитого земляка. К счастью, ошиблась. В руки попалось “Свидетельство о рождении Костомарова”. Сохранился этот документ в областном архиве по счастливой случайности. Когда выпускник воронежской гимназии поступал в Харьковский университет, мать обратилась в Воронежскую Духовную Консисторию за подтверждением о рождении ее сына. Документ выписали, но он по какой-то причине остался невостребованным просительницей. Так и остался лежать среди архивных бумаг, сохранившись благополучно до наших дней.*(Я признательна ученому А.Н. Акиньшину за помощь в поиске архивного дела). “Свидетельство” неизвестно биографам ученого, поэтому его стоит привести полностью.

“Свидетельство, 1833-го года февраля 6-го дня, поданным на Высочайшее имя, в Воронежскую Духовную Консисторию, Помещица Капитанша Татьяна Петрова дочь Костомарова, прошением просила, выдать ей из Метрической Острогожского уезда Слободы Юрасовки, Георгиевской церкви за 1817-ый год книги, о рождении ею до брака сына Николая Свидетельство, для представления его в Казенное учебное заведение. По справке ж в Воронежской Духовной Консистории, с Метрическою помянутой Георгиевской церкви, за тысяча восемьсот семнадцатый год книгою, в 1-й части о родившихся, под № 42-м оказалось: Слободой Юрасовки Помещика Капитана Ивана Петрова сына Костомарова, у подданного малороссиянина Петра Андреева сына Мельникова , дочь девица Татьяна родила сына Николая незаконнорожденного пятого мая, который и крещен шестого дня того ж месяца Священником Василием Реполовским. Восприемниками были: того ж Помещика Подданный малороссиянин Стефан Андреев сын Мыльников и Подданнаго малороссиянина Петра Андреева сына Мыльни к ова дочь н астасия. Почему, во исполнение утвержденнаго Его Высокопреосвященством Антонием, Архиепископом Воронежским и Задонским, и ордена Св. Анны 1-й Степени Кавалером, Воронежской Духовной консистории заключения, из оной сие свидетельство, на основании указа из Святейшаго Правительствующаго Синода, от 6-го Июня 1809-го года сие свидетельство, ей Костомаровой и выдано. Мая 10-го дня 1833-го года…”

Далее следуют подписи протоиерея Василия скрябина, секретаря Степана Устинова и канцеляриста Николая Михайлова, а также – печать Воронежской Духовной Консистории. Есть штамп о пошлине за свидетельство ценою в “одинъ рубль”.(Воронежский архив, фонд И-84, опись 2, дело 1а).

   Этот документ называет иную дату рождения историка – 5-го мая, а не 4-го, как считал сам Костомаров.

   Подтверждается тот факт, что Николай Иванович был незаконнорожденным сыном помещика и принадлежащей ему крепостной малороссийской “девицы”. Сообщается, при каких обстоятельствах совершался обряд крещения младенца.

   Крестили будущего историка в купели перед алтарем Георгиевского храма – деревянной церквушки, украшавшей слободу. Нашлись сведения поподробней о тогдашних священниках Юрасовки. Воронежский архив хранит, к сожалению, частично “ревизские сказки” – переписи населения, проводившиеся с 1719 года. По указу Петра I примерно через каждые 20 лет вплоть до 1858 года выявлялось количество мужского населения, подлежащего налоговому подушному обложению. Так вот, по данным за 1815 год при “Воронежской Епархии Острогожского уезда слободы Юрасовки одноприходной Георгиевской церкви” “правили” службу священник Отец Василий Реполовский, возраст 51 год, дьякон Максим Семенов сын Довгополый, 30 лет, и только определенный к храму пономарь Василий Иванов сын Киндинов. Вот эти-то священнослужители и творили молитвы во здравие младенца, нареченного Николаем.

   В “Свидетельстве” есть и другие интересные детали, непосредственно касающиеся биографии Костомарова, но о них скажем чуть позже.

   Что известно нам о родителях Костомарова, их фамильных корнях?

   Сам историк родословную по отцу выводит из глубины веков. “Фамильное прозвище, которое я ношу, - говорит он в “Автобиографии”, - принадлежит к старым великорусским родам дворян или детей боярских. Оно упоминается в XVI веке”.

   Вотчина предков – Костомаровский крутояр в Москве – располагалась на берегу реки Яузы напротив Спасо-Андрониева монастыря. Этот факт оставил след в топонимике Москвы: “Костомаровский переулок, Крутояровский переулок, Костомаровская набережная, Костомаровский мост”.

   Фамилия Костомаров, как утверждается в популярном этимологическом словаре Ю. Федосюка, произошла от слова “костомара - большая кость”. Очевидно, в старину слово имело и переносное значение – крупнокостный человек.

   Историк в “Автобиографии” сообщает, что один из его предков Самсон Мартынович Костомаров служил у царя Иоанна IV в опричнине. Из Московского государства бежал в Литву. Как и более известный в истории перебежчик князь Курбский, получил от польского короля поместье на Волыни. А его внук Петр Костомаров уже сражался с поляками в казацких войнах под предводительством Богдана Хмельницкого. После поражений с отрядом казаков ушел в пределы Московского государства. Здесь он охранял границы в составе первого по времени из слободских полков – Острогожского – по притоку Дона реке Тихой Сосне. Потомки волынского Костомарова укоренились в краю привольном и плодородном. Один из них женился на “воспитаннице и наследнице” казацкого чиновника Юрия Блюма и получил его имение в слободе Юрасовке Острогожского уезда. “Это было в первой половине XVIII столетия… К этой ветви принадлежал мой отец”.

   Костомаров утверждает так без ссылки на исторические источники. Можно лишь предполагать, что отцовская родословная стала ему известна из архивных материалов Острогожского слободского полка. Над ними Николай Иванович работал в 1837 году после окончания Харьковского университета, когда короткое время находился на военной службе в Острогожске. К сожалению, рукопись “Описание Острогожского слободского полка” пропала в 1848 году при аресте ученого по делу о Кирилло-Мефодиевском обществе и числится пока утраченной. А говорить об этом приходится потому, что “дети боярские” Костомаровы еще с начала XVII века “государеву службу служили в городе” Воронеже. Возможно, что от первостроителей Воронежской крепости идет род Костомаровых.

   Отец историка Иван Петрович “родился в 1769 году, служил с молодых лет в армии, участвовал в войне Суворова при взятии Измаила”. Когда вышел в отставку, поселился в Юрасовке, стал состоятельным помещиком. Недостаточное образование восполнял самостоятельно. Читал книги даже на французском языке - “Вольтера, Даламбера, Дидро и других энциклопедистов XVIII века”. Откуда и заразился модным в ту пору в России поветрием – “вольтерианством-вольнодумством”. Своим безбожием барин удивлял, а скорее всего и ужасал дворовых крестьян.

   Семьей обзавелся довольно поздно – в 48 лет. Суженую себе избрал из крепостных. Причем, до женитьбы отправил девушку на воспитание в частный московский пансион. Только Отечественная война 1812 года прервала ее учебу. Историк Федор Щербина в конце XIX века записал рассказ юрасовского старожила о том, как “золушка” стала барыней: “Жили здесь у нас Петренки, дети Петра Мыльника, и была между ними девочка Татьяна. Старый Костомар взял ее в горничные во двор, а потом она ему понравилась, – и он отвез ее в Москву обучать разным языкам. Когда француз брал Москву, то Костомар загнал тройку лошадей, и как только подъехал к дому, в котором жила Татьяна Петровна, и взял ее с собою, так француз и выстрелил сейчас же в тот дом и разбил его вдребезги”.

   И вот как заявлено в уже названном “Свидетельстве”: “до брака” дочь крепостного малороссиянина Петра Андреева сына “Мельникова” “родила сына Николая незаконнорожденного”. С его отцом помещиком капитаном Иваном Петровичем Костомаровым будет “оным приходским священником Реполовским в той же Юрасовской церкви венчана 1827 года, в сентябре”.

   О родовых корнях матери Костомарова, к сожалению, мало что известно. По ревизии-переписи 1795 года среди крепостных жителей Юрасовки во владении “помещика капитана Ивана Петрова сына Костомарова” семья Мельниковых (Мыльниковых) не числится.

   Записаны они в седьмой ревизской сказке 1816 года. Сами списки в архиве к настоящему времени утрачены. Но есть выписка из них в “Каталоге III очередной юбилейной выставки в память Н.И. Костомарова: 1885- 1910” . “Под №3 значится Петр Андреев сын Мыльников, 31 год, у него жена Авдотья, 33 лет и дети: Татьяна 16 лет, Иван 10 лет, Наталья 4 лет”.

   Так что – семью Татьяны Петровны помещик капитан “купил” после 1795 года, потому пока не ясно – в Юрасовке ли родилась его жена и мать историка. н айденное “Свидетельство”, к сожалению, не называет нам точную девичью фамилию барыни-крестьянки Татьяны Петровны: в первом случае пишется через отсутствующую в современном алфавите букву “ять” и читается “Мельникова”, строками ниже четко прописано “Мыльникова”. Кстати, спустя два столетия Мельниковы на юге Воронежской области встречаются, есть они и в нынешней Юрасовке, а вот Мыльниковых нет.

   Родня помещика Костомарова, прежде всего его единственная родная сестра “помещица Коротояцкой округи Варвара Петровна Ровнева” и ее вз рослые дети были против женитьбы Ивана Петровича на крестьянке. Ведь “стары й Костомар” о чень любил сына, считая его своим наследником. Об этом не раз говорил соседям-приятелям помещикам Николаю и Ивану Рахминым, Владимиру Станкевичу, Николаю Чехурских. Говорить говорил, но не поторопился усыновить Коленьку. Рожденный “до венца” сын оставался бесправным крепостным, собственностью отца, что вскоре обернулось бедой.

“Крепостной паныч”

   Детство маленького “паныча” четко ограничено временными рамками: 1817 год рождения и 1828 год – год трагической гибели отца.

   Жил и воспитывался мальчик в отеческом барском доме, рос без завозных гувернеров, больше под опекой отца и матери. Иван Петрович старался приучить сына, вспоминает Николай Иванович, “к жизни, близкой с природою: он не дозволял меня кутать, умышленно посылал меня бегать в сырую погоду, даже промачивать ноги, и вообще приучал не бояться простуды и перемен температуры”. Научил читать и с “нежных” лет стал внушать сыну “вольтерианское” неверие. Но именно этому всячески противодействовала мать, как женщина верующая.

   На всю жизнь запомнятся Николаю Ивановичу родные места. Много позже он тепло будет воссоздавать их в слове. “За рекою, текшею возле самой усадьбы, усеянною зелеными островками и поросшею камышами, возвышались живописные меловые горы, испещренные черными и зелеными полосами; от них рядом тянулись черноземные горы, покрытые зелеными нивами, и под ними расстилался обширный луг, усеянный весною цветами и казавшийся мне неизмеримым живописным ковром”.

   В доме Костомарова читали и любили сочинения русских писателей, прежде всего – поэта Жуковского. Имя Пушкина, по признанию историка, стало для него “священным на всю жизнь”.

   Отец охотно встречался со своими соседями – помещиками, брал с собой сына. Так что можно смело предположить: бывал в соседней Удеревке (ныне Алексеевский район Белгородской области). Коленька играл со своим тезкой Станкевичем, который в своей короткой жизни откроет поэтический дар Алексея Кольцова, поможет издать первый сборник его стихов.

   В возрасте свои литературные вещи Костомаров станет подписывать именем-псевдонимом Богучаров. Видимо, уездный городок на юге Воронежской губернии тоже запомнился ему в детстве. Дело в том, что там жил родственник помещик “Иван Григорьев сын Ровнев”.

   В десятилетнем возрасте Коля попадает в Москву. Отец повел его в театр. Спектакль “Коварство и любовь” Шиллера, в котором играл знаменитый Мочалов, очень понравился – “отец мой был тронут до слез, глядя на него, и я принялся плакать”.

   Отец определил сына на воспитание в частный пансион.

   Учиться в Москве Николаю Костомарову выпало недолго. Он заболел, его на время забрали домой в деревню. “…между тем над головой моего отца готовился роковой удар, долженствовавший лишить его жизни и изменить всю мою последующую жизнь”.

   14 июля 1828 года сын осиротел. Этот день отмечен внезапной трагической кончиной его отца.

   В одиннадцатилетнем возрасте детство для мальчика, по сути, кончилось.

   И здесь уместно сказать о взглядах Костомарова, которые сложились в его характере в молодые годы и сохранились на всю жизнь. Есть свидетельство его близкой знакомой Белозерской, записанное уже в шестидесятые годы, услышанное от профессора Костомарова: “…были две стороны в характере Николая Ивановича, где он неизменно оставался одним и тем же, а именно: отвращение от всякого насилия, откуда бы оно ни исходило, и глубокая религиозность. Особенно не терпел он того, что называл “либеральным деспотизмом”. И объясняя это впечатлениями детства, когда ему (а вероятно, и Татьяне Петровне) немало приходилось терпеть от деспотического самодурства отца, судя по тому раздражению, с каким он говорил об этом…

   Впечатлениям детства, быть может, следует приписать и неизменную религиозность Николая Ивановича. Религия уже в ранние годы получила такое большое значение, что представляла прелесть запрещенного плода. Еще восьмилетним мальчиком он бегал тайком от отца к заутрене. В религии находил он утешение в своих детских, а впоследствии в более серьезных невзгодах жизни. Она удовлетворяла его художественному чувству. Церковное пение, зажженные свечи, молящаяся толпа, торжественность богослужения, православные обряды были для него полны поэзии”.

   По первоначальной версии, отец погиб вроде бы случайно. На прогулке в лесу лошади напугались и понеслись с дрожками вниз по крутогору, перевернулись. От удара копытом, так что в голову “впечаталась” лошадиная подкова, пан погиб.

   Случилось это поздним вечером. И в эту же страшную для семьи ночь в доме пропали большие деньги. Отец собирался узаконить усыновление Коленьки. А раз он не успел это сделать, то вскоре появились иные законные наследники – племянники р овневы, потеснившие Татьяну Петровну. Они взяли ее в судебный оборот, пригрозили, что не дадут “вольную” ее сыну, оставят его крепостным.

   Один из Ровневых сразу повелел Николаю “быть на своем месте, в прихожей”. Бедный мальчик не понимал, почему он из барчука превращается в “казачка”. Лакеи злорадствовали: “Полно барствовать, Николашка, - ты ведь такой же холоп, как и мы”. А Ровнев кричал: “Не отпущу на волю, поверну его в лакеи: пусть будет на своем месте”.

   Новые совладельцы имения предложили Татьяне Петровне не мечтать о выдаче ей законной вдовьей доли имущества, если хочет выкупить Коленьку. Участь сына могла быть облегчена при одном условии: бери из наследства, что дают. Грабеж средь бела дня, а пришлось соглашаться “беспрекословно”. Покойный имел 609 крепостных и около 7 тысяч десятин ( по другим источникам – до 14 тысяч десятин, это больше 14 тысяч гектаров) прекрасной земли с богатыми сенокосами и лесами, да “два билета сохранной казны на 75 тысяч рублей ассигнациями”. Татьяне Петровне досталась ничтожная доля из богатств мужа – всего 50 тысяч рублей ассигнациями.

   Так что матери Николай Иванович обязан свои вторым рождением.

   Татьяна Петровна была не только любящей матерью, но, говоря по-нынешнему, деловой женщиной с хозяйской хваткой. Она не добилась законного раздела наследства не потому, что звалась барыней-крестьянкой. Таким было то время. Тому свидетельство – докладная записка генерал-губернатора пяти центральных губерний (в том числе и Воронежской) России Александра Балашова царю Александру I в 1819 году: “Отеческое сердце ваше, государь, содрогнется… Не только воровство в городах, не только частые и никогда почти не открывающиеся грабежи по дорогам, но целые шайки разбойников приезжали в усадьбы, связывали помещиков и слуг, разграбляли дома и пожитки и потом скрывались… В селениях власть помещиков не ограничена, права крепостных не утверждены, а слухами повиновение последних к первым поколеблено и ослушаний тьма. Недоимок – миллионы. Полиция уничтожена. Дел в присутственных местах без счету, решают их по выбору и произволу. Судилища и судьи в неуважении, подозреваются в мздоимстве. Волокиты отчаянно утомительные...”

   Татьяна Петровна в несчастьях и невзгодах не опустит руки. Она надежно обеспечит будущее своего единственного сына. Хоть и ограбленная родичами мужа, не растеряется, а даже приумножит доставшееся наследство “капитана Костомарова”. Выселится из господского дома, купит другую усадьбу на окраине Юрасовки и обустроит ее.

   Прежде всего она хотела дать сыну образование.Мать везет Николая в Воронеж в частный пансион. Учился он в нем два с половиной года и “к счастью для себя, был из него изгнан за знакомство с винным погребом”. Здесь готовили детей помещиков к военной службе, а Костомарова тянуло в университетские науки. Матушка самолично четырнадцатилетнего недоросля “высекла и долго сердилась”.

   Вскоре в 1831 году сын попросился на учебу в Воронежскую гимназию. Его приняли сразу в предпоследний третий класс. Вспоминая то время, об обучении Костомаров отзывался нелестно, как и другой известный воронежец Александр Афанасьев, собиратель и первоиздатель русских народных сказок, автор знаменитого труда “Поэтические воззрения славян на природу”. Афанасьев заканчивал гимназию годами позже.

   1833 год. В выпускном четвертом классе на гимназическом собрании шестнадцатилетний Костомаров читает по памяти на латыни Овидия.

   На зимних святках – еще беда. Вновь ограблен дом Костомаровых. Мать лишилась своих сбережений.

   И в этот же год открылась истинная причина гибели отца. Кучер у церкви на могиле пана принародно покаялся, что убил барина и забрал вместе с двумя лакеями его деньги. Звали кучера Савелий Иванов, он был занесен в “ревизские сказки” за 1795 год. “Савва Иванов сын Лазаря, 24 лет, у него жена Елена , 26 лет, взята у крестьянина моего Алексея Иванова”. Так что кучеру уже было за 60 лет. Носил человек в себе грех годы. Не выдержал. Попросил священника ударить в колокола и прилюдно у могильного креста признался, рассказал о случившемся всю правду.

   Есть еще одна версия этого преступления. Помещик был убит за унижения, на которые был щедр в отношении к крестьянам, за жестокость и наказание без вины виноватых. Это утверждает современный украинский писатель Роман Иванчук в книге “Четвертое измерение”. Об этом же писал и Беляев в брошюре “Как жили крестьяне Воронежской губернии до Великой о ктябрьской социалистической революции”.

   Сам же Костомаров, будучи уже в возрасте, вспоминала его жена, рассказывал, что мальчиком он часто плакал об отце и додумался: мученическая смерть послана ему в наказание от Господа за то, что Иван Петрович сам никогда не ходил в церковь и сына не пускал туда, запрещал молиться, а дворовым своим крепостным внушал, что понятие о Боге и о страшном суде – ерунда, сказка, никакой души человека после смерти нет нигде, никаких адских мучений тоже нет, нужно лишь старательно устроить свою жизнь на этом свете как можно лучше для себя и своих близких. Потому дворовые “смело отделались от своего господина… Николай Иванович не перестал молиться о душе своего отца до конца своих дней; молился он также и о матери.

   Чем больше он входил в возраст, тем… посещение церкви становилось для него душевною потребностью… Свои дни Николай Иванович начинал и кончал чтением Евангелия”.

   Эти факты еще раз свидетельствуют о том, что религиозность у Костомарова была искренней с детских лет.

   Итак, в шестнадцать лет Костомаров оканчивает Воронежскую гимназию. Куда идти дальше? В Москву или Петербург из-за недостатка средств мать не могла отправить сына на учебу. Ближайшим к Юрасовке в ту пору культурным центром был Харьков со своим университетом.

   “В половине августа 1833 года со страхом и трепетом я отправился в Харьков с матерью. Вступительный экзамен сошел как нельзя более благополучно… Радость моя была непомерная”.

Костомаров стал студентом. 

Костомаров в Воронеже

   Весна, 1911 год. Воронеж. У здания бывшей мужской гимназии на Большой Девиченской улице стоит человек. Немолодой, скромно одетый, о таких говорят - интеллигентной наружности. Очки не скрывают его проницательного, чуть задумчивого взгляда. По всему видно, что не из праздного любопытства решился он на прогулку в промозглый мартовский день.

   Дмитрий Иванович Багалей, ректор Харьковского университета, здесь оказался не случайно. Приехал он по приглашению губернской ученой архивной комиссии, стараниями которой 27 –29 марта были объявлены Костомаровскими днями в Воронеже. Мемориальной выставкой, этнографическим концертом и торжественным заседанием решили почтить память знаменитого уроженца Воронежской губернии.

   Не откликнуться на приглашение воронежцев Д. И. Багалей не мог по нескольким причинам.

   Прежде всего, Н. И. Костомарова он знал лично. Относился к нему если не как к другу (сказывалась сорокалетняя разница в возрасте), то как к научному наставнику. Д. И. Багалею была известна мысль Костомарова, высказанная в 1882 году, о том, “что касается до истории, то нет в Европейской России края, которого судьба менее нам известна и исследована, как Слободской Украины” Возможно, это повлияло на молодого ученого. Всю свою дальнейшую жизнь Д. И. Багалей связал с изучением истории и культуры Слободской Украины и Харькова.

   Конечно, Д. И. Багалей был прекрасно знаком не только с творческим наследием Костомарова, но и с основными вехами его жизненного пути.

   Родился Н.И. Костомаров в селе Юрасовке Острогожского уезда Воронежской губернии. Был незаконнорожденным сыном помещика и крепостной крестьянки. Учился в воронежском пансионе и гимназии. Окончил Харьковский университет. Далее судьба связала его с Киевом, Саратовом, Петербургом.

   Каждый город оставлял какой-то след в его душе.

   Харьков, – безусловно, положительный. Это пора юности мятежной, пора новых интересных знакомств, пора пробуждения научных интересов… Саратов – место ссылки (этим все сказано).

   А Воронеж как повлиял Воронеж на развитие личности будущего историка?

   Над этим вопросом не мог не задуматься Д. И. Багалей в еще спокойный от суеты утренний час, выбрав для прогулки именно эту непарадную городскую улицу, так как здесь протекала жизнь юного Костомарова.

* * *

   Первый раз Коля Костомаров оказался в Воронеже случайно – проездом. Как только ему исполнилось 10 лет, отец повез его в Москву. “До того времени я нигде не был кроме деревни и не видал даже своего уездного города”,- позже запишет он в “Автобиографии”. Видимо, губернский Воронеж мало запомнился будущему историку (о посещении его в 1827 году в воспоминаниях нет ни слова). Возможно, увиденные впечатления поблекли перед яркостью столицы.

   Да это и не удивительно. Ведь в начале девятнадцатого века Воронеж был мало похож на благоустроенный в тогдашнем европейском понимании город. В ненастные осенние и весенние дни он представлял даже на главных улицах непролазные топи. По преданию, по Большой Дворянской улице во время таких грязей публика изволила разъезжать на лодках, запряженных быками. Ни одна торговая площадь, ни один речной съезд не были вымощены. Осенью и весной из-за “распускавшейся невылазной грязи” водовозы поднимали в два раза цену за доставку бочки речной воды. А еще в городе была волчья яма. По мнению здешнего старожила, гиблое место именовалось так, потому что многие жители просто тонули в ней.

   Лишь в 20-е годы девятнадцатого века наметились изменения к лучшему. Были выписаны смоленские мостовщики, которые заново “одевали” брусчаткой главные улицы города. До этого они были сотворены из огромных камней и представляли собой что-то вроде “площадей, усеянных валунами”. Мастера вымостили городские нагорные улицы и речные съезды. По Большой Дворянской проложили тротуары и установили фонари, светившие по вечерам уже не сальным огарком, как прежде, а маслом…

   Таким Воронеж увиделся Коле Костомарову в далеком 1827 году.

В Москву же отец вез его не на экскурсию. “Меня отдали в пансион, который в то время содержал лектор французского языка при университете Ге. Первое время моего пребывания после отъезда отца из Москвы проходило в беспрестанных слезах; до невыразимости тяжело мне было одинокому в чужой стороне и посреди чужих людей; мне беспрестанно рисовались образы покинутой домашней жизни и матушка, которой, как мне казалось, должна была сделаться тяжелой разлука со мной”,- вспоминает Николай Иванович в автобиографии.

   Но учеба в Московском пансионе продолжалась недолго. Как только учение стало “охватывать” Николая и тоска по дому улеглась, он заболел. Отец решает забрать его домой с тем, чтобы продолжить обучение после летних каникул. Но летом случилось несчастье.