"Атаки яростные те..."
Из детства - в юность
- Василий, вставай, - негромко, чтобы не разбудить младших, сказал Матвей Иванович, войдя в комнату.
- А куда так рано, батя? - протирая глаза, спросил сын
- Силос возить будем. Лошадь я уже запряг.
Когда выехали за деревню, то увидели, что уже с десяток жителей Юрасовки занимаются нужным для колхоза делом - заготавливают корм для скота. Подключились к этому и Василий с отцом. Когда солнце вошло в зенит, услышали чей-то крик. Он был ещё далеко, поэтому Матвей Иванович не мог сначала разобрать кричащие слова. А когда, по мере приближения всадника, разобрал, то не поверил своим ушам:
- Как война?!
- Да, война, отец, война! - всадник, развернувшись, поскакал в деревню. Вскоре направились в её сторону и заготовители, обсуждая тревожное сообщение.
- Что ж теперь будет, батя? - обратился Василий к отцу.
- Не знаю, сынок. Но замечу, что ничего хорошего после этого уже не жди. война есть война. Наверняка надолго затянется. Ну, да ничего, дай бог переживём её. - Матвей Иванович стегнул кнутом лошадь, - чего плетёшься, пошевеливайся!
Война перечеркнула житейские планы большой семьи Ищенко. И не только её. Она зловеще отпечаталась в судьбах сотен тысяч, миллионов людей. И нельзя её было никак обойти стороной. Если только бежать от неё куда глаза глядят. А куда убежишь, когда на руках помимо старшего Василия, ещё пятеро. Да и ему только шестнадцать недавно стукнуло. Так или примерно так думала Степанида Ефимовна Ищенко, глядя на своих помощников, которые старались облегчить материнский труд по хозяйству. Шли уже восьмые сутки с момента начала войны, когда Василий объявил родителям, что отправляется с другом Николаем Жемчужниковым в Москву, рыть окопы на подступах к столице. Едут добровольно. Юрасовка Ольховатского района Воронежской области находилась от Москвы в пятистах километрах. Так что ребята добрались до неё быстро. Сошли, не доехав, на станции Россошь. Побыв здесь двое суток и порыв окопы, направились в сторону Смоленска - так военное руководство распорядилось. Высадились на станции Новодугенка. Лопаты в руки и рыть противотанковые рвы. Делали это и на станции Издешково. Обкопали рвами вместе с другими большую территорию, оказалось, что зря: немец прошёл стороной.
Но к станции Издешково вышли беженцы да отступавшие от немцев разрозненные части советских войск. Василий с Николаем примкнули к беженцам и направились снова в сторону Москвы. На станции Вязьма камню негде было упасть, как на похоронах. В толпе и поговаривали по настроению:
- Неужели Москву похороним? - говорили одни, обращаясь скорее всего к самим себе и выражая тем самым свои мысли вслух.
- Типун вам на язык, - отвечали другие. - Похоронить Москву! Да не будет такого!
Такого и не было. Как известно через несколько месяцев немецко-фашистские войска потерпели под Москвой сокрушительное поражение. В этом большом военном деле Василий Ищенко не участвовал - возраст не подошёл. Но год на гражданке не прошёл для него даром. Работал в колхозе, выполняя различные задания, подходя к каждому из них ответственно. Да иначе было и нельзя - жестокое военное время не позволяло расслабляться. Поручили, например, эвакуировать в район Дона колхозный скот. А это ни много ни мало сорок километров от Юрасовки. Засомневались некоторые, мол, а вдруг не получится доставить до места колхозное добро в сохранности. Сомневающихся вычеркнули из списка. Вписали тех, кто вызвался в целости доставить животных к месту назначения. Был среди них и Василий Ищенко.
Когда вернулся из рабочей командировки, тут же собрался в военную - вместе с тремя десятками своих сверстников погрузился в эшелон - и в Борисоглебск Воронежской области, затем - в Пугачёв Саратовской области, где продолжил осваивать станковый пулемёт. Освоил - и под Москву, в четвёртую танковую армию под командованием генерала Дмитрия Даниловича Лелюшенко. Шло лето 1943 года. Танковая армия двигалась на запад. Враг отступал неохотно, завязывая долгие ожесточённые бои.
В одном из таких боёв полк, в котором находился Василий Ищенко, отражал одну атаку за другой. Сильный автоматный огонь сменился миномётным, потом снова надвигались бесконечные цепи фашистов. Поднять людей в контратаку под этим огнём, прижимавшим к земле, казалось командиру полка делом трудным, и он медлил, выжидая хоть какую-нибудь передышку.
- А что, товарищ лейтенант, если самим на них кинуться? Терпения уже никакого нет, до чего хлещет. Может, ударить - и драпанут они, - Ищенко щёлкнул затвором автомата. И в огонь, которого, казалось бы, не могут выдержать человеческие нервы, выскочили из окопа во весь рост вместе с Ищенко несколько человек. За ними, как один, тотчас кинулась вперёд вся рота. Боевой порыв шквалом поднял всех, и они, спотыкаясь о вражеские трупы, наваленные перед окопами, покатились неудержимой страшной лавиной. Фашисты дрогнули. Дважды, трижды раненые не выходили из боя. Падали товарищи рядом - остальные шли вперёд, горя местью за убитых. К упавшим подползали санитары и под огнём вытаскивали раненых. Оставшиеся в живых шли вперёд, в неизвестные рощицы, посадки, в заросли кукурузы, где добивали врага.
Потом наступило затишье. Постелив под себя кто что мог, а то и просто на земле, солдаты отдыхали. И думали о войне. Думал о ней и Василий Ищенко. И ещё о судьбе и победе, и о том, что будет - непременно будет! - жизнь с такой же тишиной, как после боя, и с мечтательной песней. Всё это будет, но только после. А пока идёт война, и временное затишье, наступившее после очередного боя, снова сменится атакой, опять загрохочут орудия и начнут крошить снарядами тех, кто вероломно ворвался в нашу мирную жизнь.
Только Ищенко подумал о том, что может произойти после временного затишья, как услышал грохот разорвавшегося неподалёку снаряда. Опять начался бой. Василий с боевыми товарищами потерял счёт фашистским атакам. После очередной солдаты кинулись в контратаку на высоту, откуда немцы били по полку фланговым огнём.
В одной из траншей, поворачивая против фашистов их же замолкший и оставленный здесь пулемёт, солдаты нашли возле него тело советского бойца. Он был в каске, защитной гимнастёрке. В неравном бою погиб он. Кругом валялись трупы фашистов - весь пулемётный расчёт и те, кто, видимо, подбежал сюда на выручку. В груди унтер-офицера торчал немецкий штык. Вражеский автомат, все пули которого были выпущены в фашистов, лежал рядом. Вот такую картину увидели Ищенко и его боевые товарищи в одной из траншей. Долго здесь нельзя было задерживаться, надо идти вперёд.
И пошли. Солдат поддержали танкисты. Одна из боевых машин помчалась на склон. Переползла и первый, и второй ярусы немецких окопов, взобралась на вершину и добрых несколько десятков минут, крутясь, поливала из пулемёта и пушки, давя фашистов гусеницами в их норах. Рядом вставали разрывы наших снарядов - артиллерия никак не предполагала появления нашего танка на вершине. Потом танк скатился с высоты так же стремительно, как взобрался туда, и покатил прямо к кустам, где сидели корректировщики артиллерии. Смелый бросок танкистов решил исход атаки - враг был смят.
Горящий Днестр
Шёл 1944 год. К этому времени Ищенко находился уже в стрелковой дивизии. После взятия Тернополя были трудные бои под Тирасполем, на Днестре. Василий был связным при командире роты, капитане Николае Савченко из Харькова. Между боями он нет-нет да и заговаривал о том, что будет:
- Вот окончится, Ищенко, война, приглашаю тебя в Харьков. Хороший, красивый город.
Не знал ещё Савченко, что останется на этой войне навсегда, что оборвёт его жизнь вражеская пуля при форсировании Днестра. С его берега казалось, что на середине реки росла какая-то странная передвигающаяся рощица белоствольных деревьев. Светлые и зыбкие, возникающие из воды и медленно опадающие, они прорастали на пути плотов и лодок, плывущих, придерживавшихся за них бойцов, и пышные их крооны осыпались металлическими плодами. Это был ураганный миномётный, артиллерийский огонь с обоих берегов - ад кромешный. Днестр горел. Василий со своим командиром доплыли уже до середины реки, как вдруг Ищенко почувствовал сильный толчок сзади - взорвался снаряд, накрыв Василия большой водой. Он машинально нырнул, а когда, появившись на поверхности, осмотрелся, всё вокруг продолжало грохотать и гореть.
- Плывём, Ищенко, плывём, - только и успел сказать Савченко, - как шальная пуля попала ему в голову. На своих руках вынес Василий из Днестра тело командира роты. Прикрепили связного Ищенко к капитану Петру Сергунину, который был родом из Ленинграда. Уже на другой после формирования Днестра день бои за Тирасполь продолжились. В одном из них связной Ищенко снова остался без своего командира, которого дальнобойным снарядом разорвало на куски. Василия же, находившегося рядом, просто оглушило. Похоронили бойцы своих командиров Савченко и Сергунина в Тирасполе и двинулись дальше, к западной границе.
За одни сутки танковая часть, в которой находился и Ищенко, прошла сорок километров до реки Пильница, что на территории Польши. Четыре бронетранспортёра, на одном из которых находился и Василий, остановились под горкой. За ней - небольшое село. Есть там немцы, нет? Как узнать? Решили рывком, на большой скорости, ворваться в село. Так и сделали при поддержке танков. Внезапность советских бойцов ошеломила фашистов, которые даже не успели развернуть свои орудия. Как стая грачей по-весеннему снегу, "улепётывали" немцы к лесу.
Здесь, в братской Польше, Василия Ищенко серьёзно ранило - пуля пробила грудную клетку, задела лёгкое. В медсанбате рану обработали. Василия погрузили в санитарный эшелон, который доставил тяжелораненых в Калинин - ныне Тверь. Несколько месяцев лечился Ищенко в госпитале. В апреле 1945 года был уже готов к строевой.
Попал в казачий корпус, который находился в Коврове Владимирской области. 5 мая дежурил. В полдень весть - войне конец! Радовался вместе со всеми. Войне-то конец, но не армейской службе. Она продолжалась. После того, как две тысячи казаков доставили на станцию Белореченская Краснодарского края большую группу лошадей и начали строить здесь конюшни, поступил другой приказ: ехать на восток. Пока ехали до Биробиджана, надеясь еще повоевать и с японцами, Квантунскую армию уже разбили.
Через полмесяца вернулся солдат Ищенко домой. На груди две боевые медали - "За отвагу", вручённые за освобождение Тирасполя и польских городов. В Юрасовке Василий не нашёл применения своим рукам, подался в райцентр - на сахарный завод. Проработал два года и по вербовке приехал на Магнитку. Год проработал во втором строительном управлении треста "Магнитострой", затем перешёл в шамотно-динасовый цех металлургического комбината. Работал старшим кочегаром, обжигальщиком. Вот уже тридцать пять лет на заслуженном отдыхе.
- Дом, в котором мы с вами находимся, - говорит Василий Матвеевич, - мы сами с супругой Татьяной Марковной построили ещё в далёком пятьдесят девятом году прошлого столетия. С тех пор и живём здесь. Двух сыновей воспитали. Старший Борис - бригадир электриков старого листопрокатного цеха, Николай - работник газоспасательной станции металлургического комбината. Хорошие сыновья, не забывают. Да и на внуков мы не в обиде. Пятеро их у нас: Оксана, Данил, Ефим, Надежда и Антон. Двенадцать лет уже правнуку Артёму - сыну Оксаны. Добрый парнишка, - заключил Василий Матвеевич.
... Мы вышли с ним на улицу. Прошли по ухоженному дворику до ворот.
- Что фуражку-то не надели, осенний ветер прохладный, простынете, - говорю ему.
- Ничего. На фронте ещё не то переносили. Тот же Днестр ранней весной форсировали, в ледяной воде. Сдюжили.
Он продолжает "дюжить"...
Кириллов Борис Геннадьевич